Меня иногда спрашивают, почему я, по профессии геолог и геофизик, много своего времени посвящаю мировой и, в особенности, русской поэзии. Любовь к поэзии у меня проявилась с детских лет. Сколько я себя помню — а мои полные и достаточно сформированные воспоминания у меня идут с четырех лет, с тех пор, как я научился читать — моим любимым занятием было читать и декламировать стихи. На это меня подвигла, скорее всего, моя бабушка со стороны матери, Софья Дмитриевна Богданова. Она обладала совершенно феноменальной памятью, сохранившейся у нее до последнего дня ее жизни. Она очень выразительно и красиво читала стихи, за что еще в Благородном пансионе получала призы. Наверно, повлияли и рассказы моей мамы, Галины Михайловны, что мой отец, скончавшийся от скарлатины, когда мне было всего полтора года, тоже великолепно читал стихи. Может быть, тут имеет место и генетическая память поколений: хорошо читала стихи и моя бабушка со стороны отца, Мария Альфонсовна; когда я начал заниматься генеалогией рода Доливо-Добровольских, я узнал, что кое-кто из членов этой семьи любил поэзию, писал стихи и воспоминания, участвовал в литературных кружках, славился своей артистичностью в великосветских кругах. Но самое главное, это то, что это мое увлечение было поддержано в домашнем кругу: меня часто просили почитать стихи, и я, маленький мальчик, для большей торжественности залезал на стул и с увлечением декламировал. Домашние — мама и отчим, дедушка и две бабушки (родная и двоюродная) — никогда не прерывали меня, с видимым удовольствием слушали, как их маленький сын и внук с пафосом произносит бессмертные строки великих русских поэтов. Особенно я любил читать Лермонтова и сохранил эту любовь на всю жизнь.
Такие домашние концерты, в исполнении моем и бабушки, продолжались и в тяжелые дни ленинградской блокады и, как знать, может быть, способствовали отвлечению семьи от суровой действительности. Во всяком случае, мы всю блокаду провели безвыездно в осажденном городе, ни разу не спускались в бомбоубежище и все шестеро остались живы. В нашем районе не было дома, в который бы не попали бомба или артиллерийский снаряд, и только наш дом остался невредим. Как говорила бабушка, у нас был надежный ангел-хранитель. Помню, как в дни блокады я участвовал в концерте по месту работы моей мамы и удостоился от месткома подарка — кулечка дешевеньких конфет, которые я с гордостью разделил между своими близкими. Бабушка меня приучила к поэзии Апухтина и Алексея Константиновича Толстого, мама и дедушка дарили мне книги и средь них поэтические сборники. У нас в доме издавна было много книг: и среди них сборники стихов Беранже и Есенина, сочинения Шекспира и Байрона. Как я потом понял, мои родные осуществляли определенный отбор моего знакомства с поэзией: так, с Маяковским я познакомился только тогда, когда пошел в школу. Я безмерно благодарен всем моим близким за великую заботу обо мне и, в том числе, за то, как они тактично и незаметно формировали мои художественные вкусы.
Мои детские эстрадные выступления закончились по окончании блокады. В школе я не участвовал в художественной самодеятельности — нашу учительницу русского языка и литературы не устраивал мой репертуар, да я и сам не очень стремился выступать, стесняясь недостатков своей дикции (лишь много позднее я начал получать комплименты, что мое грассирование придает особую прелесть моему чтению). Зато я имел успех среди своих школьных, а потом студенческих друзей. Мы собирались компаниями, где после традиционных возлияний читали друг другу стихи, часто задерживаясь в гостеприимном дому на всю ночь. После смерти Сталина многое изменилось в нашем обществе; в книжных магазинах стало возможно покупать не только традиционную для советского общества русскую классику, но и стихи многих ранее не издававшихся поэтов, расширился ассортимент в “Старой книге”, началось увлечение бардовскими песнями, в Домах культуры на поэтические вечера собиралась молодежь, битком наполнявшая огромные залы. Любители поэзии охотились за раритетами в “Старой книге”, за стихотворными сборниками новомодных авторов. Они издавались для нынешнего времени неплохими тиражами, но для огромного спроса на них в те времена— явно недостаточными. По ценам они были доступны практически для любых слоев общества. Счастливые обладатели таких книг давали их читать своим друзьям, многие переписывали в тетрадочки и альбомы особенно полюбившиеся им стихи, эти тетрадочки потом служили дальнейшим источником распространения стихов. Именно в это время и я впервые познакомился с Гумилевым.
Это случилось в 1960 году. Я тогда уже закончил Горный институт. Один из сотрудников института, где я работал, дал мне почитать свои записи стихов Гумилева, и тут я осознал, что это — мой поэт. Его высокосовершенная и мужественная поэзия, поэзия путешественника и воина, оказалась чрезвычайно близка по духу мне, уже побывавшему в полевых экспедициях, и в полупустынях Средней Азии, и в тайге и тундре Заполярья, в своих юношеских мечтах старавшемуся походить на отважных бродяг, первопроходцев и “открывателей новых земель”. Я был прикреплен к Библиотеке Академии наук, но в то время не очень-то выдавали хотя и не запрещенные, но при этом не рекомендованные книжки читателям, имеющим специальность, отличную от филологической. Но зато у меня оказалась знакомой одна очень милая девушка, работавшая в этой библиотеке. Я ее встречал по окончании работы, она передавала мне книжечки Гумилева, я за ночь их переписывал, а утром возвращал перед началом работы. Так у меня оказался полный набор всех гумилевских стихотворных сборников, которые, перепечатанные на машинке, составили четыре тома моего собрания сочинений Николая Гумилева. Его стихи легко запоминались, я их читал, наряду со стихами других полюбившихся мне поэтов, своим домашним, в дружеской компании и в экспедициях, вечерами у костра или в палатке. Любопытно, что в инженерскую палатку приходили экспедиционные рабочие, просили разрешения послушать стихи. Великолепная поэзия оказалась для них вполне доступной и желанной. Все больше ранее неизвестных авторов издавалось нашими издательствами, но по непонятной причине имя Гумилева было по-прежнему под запретом.
Многое изменилось, когда началась перестройка. Множество новых для нас книг появилось на книжных прилавках, они тогда издавались большими тиражами и были достаточно дешевы, чего нельзя сказать о нынешней книжной продукции. Стали во множестве создаваться разные общества, о которых ранее нельзя было и помыслить. Образовалось Петербургское Дворянское Собрание, в котором я вскоре стал членом правления. Мы регулярно собирались на клубные встречи, на которых среди других сообщений я несколько раз делал доклады о русских поэтах, и, конечно, о своем любимом поэте Гумилеве. После одного из таких докладов ко мне подошла группа моих слушателей и предложила организовать общество поэта Николая Гумилева. Это случилось в конце зимы 1993 года. Мы довольно рьяно взялись за работу — провели несколько литературных вечеров, нашли людей, которые бесплатно в предполагаемом месте расстрела Гумилева провели микрогеофизические поиски и обнаружили признаки ранее неизвестного захоронения на берегу реки Лубья в районе станции Бернгардовка, 25 августа 1993 г. впервые провели панихиду на берегу реки Лубья и с тех пор регулярно каждый год повторяем это мероприятие. После церковной панихиды на этом же месте организуется литературный вечер под открытым небом, который продолжается до темноты. Позднее мы стали также ежегодно проводить панихиды на могиле Льва Гумилева в Никольском кладбище Александро-Невской лавры (15 июня, в день его смерти). В 1995 году мы зарегистрировали свое общество под названием “Мемориал поэта Н.С.Гумилева”, определили основные направления своих работ, меня избрали президентом этого общества.
У нас были большие планы наших дальнейших действий, но, как всегда в наше время, реализация их уперлась в финансовые проблемы. Мы хотели поставить на берегу р.Лубья часовню в память о погибшем в этом районе великом русском поэте. Один архитектор совершенно бесплатно создал предварительный проект этой часовни. Но нам не удалось ни уговорить администрацию Всеволожского района выделить весьма скромные ассигнования, ни найти частных спонсоров, которые согласились бы обеспечить ее строительство. Мы нашли группу скульпторов и архитекторов, которые создали, также совершенно бесплатно, проекты памятников Николаю Гумилеву на территории Васильевского острова и в Кронштадте, городе, где он родился. Главный художник города выделил нам место для памятника на Васильевском острове, администрация Кронштадтского района — в своем городе. Было решение установить памятник на Васильевском острове к 300-летию города, но средств для этого не удалось найти. На установку памятника в Кронштадте к 2006 году (120 лет со дня рождения Н.Гумилева) выдано распоряжение бывшего губернатора В.Яковлева, но с ассигнованиями тоже возникли проблемы, и я не уверен, что они будут разрешены. По инициативе нашего общества имена Николая Степановича Гумилева, Анны Андреевны Ахматовой и Льва Николаевича Гумилева вписаны в Листы Памяти Золотой Книги Санкт-Петербурга. Могу только сказать, что мы делаем все, от нас зависящее. Единственное в наших планах, что мы не только начинаем, но и успешно реализуем — это проведение литературно-музыкальных вечеров, посвященных членам “Семьи Гумилевых” — Николаю Гумилеву, Анне Ахматовой и Льву Гумилеву.
Для проведения этих вечеров нам раз в месяц совершенно бесплатно предоставляет свой Большой зал Русское Географическое общество. Главным содержанием таких вечеров является большой доклад о жизни и творчестве одного из трех членов этой замечательной семьи, который поручено делать мне, как имеющему большой опыт общения с аудиторией (я около полутора десятков лет вел преподавательскую деятельность по темам своей специальности). Чтобы слушатели не устали от продолжительного доклада, по ходу его устраиваются одна или две музыкальных паузы, в которых мне помогают члены моего общества. Иногда дополнительно к основному докладу организуются содоклады. По окончании основной части вечера каждому желающему предоставляется возможность выступить со своими суждениями по теме вечера или прочесть стихи. Такие вечера мы проводим в Русском Географическом обществе ежемесячно, с перерывом на летний период, начиная с осени 1995 г., и за все это время ни разу не повторилась тема основного доклада — такова неисчерпаемость творчества членов семьи Гумилевых
Популярность этих вечеров, несомненно связанная с именами таких прославленных поэтов, как Николай Гумилев и Анна Ахматова, и такого замечательного ученого, как Лев Гумилев, привела к тому, что меня стали приглашать проводить подобные мероприятия на других площадках города: на Литературных чтениях Союза писателей России, на Литературных чтениях Ассоциации писателей Санкт-Петербурга “Соратники”, в поэтические клубы “Рунеж”, “Контакт” и “Чайка”. Получаю я приглашения прочесть доклады на эти темы и из других городов. На таких встречах я повторяю ранее читанные доклады, с соответствующими дополнениями и изменениями, которые возникают у меня по мере углубления в гумилевскую тематику. Конечно, все эти вечера бесплатные для слушателей и не оплачиваемые для нас, выступающих на них. Как и мой главный герой, Николай Гумилев, я никогда не отказываюсь от этих выступлений, стремясь охватить как можно больше слушателей и видя в этом свой гражданский долг. Так, с осени 2003 года по весну 2004 года я провел 17 вечеров, две панихиды, один раз выезжал на несколько дней с циклом лекций в Воронеж по приглашению Воронежской епархии. В течение ряда лет я читаю курс лекций по поэзии “серебряного века” на курсах православных экскурсоводов.
Темы моих лекций послужили основой для моих выступлений в Музее Ахматовой, на различных совещаниях, конференциях, симпозиумах, как-то: на Международном совещании филологов-славистов в 1996 году, посвященном юбилейной дате Николая Гумилева, на нескольких совещаниях по геополитике, на ряде конференций Собора православной интеллигенции, членом которого я являюсь, на конференциях Комитета защиты культуры народов России, на гумилевских чтениях в Санкт-Петербургском Государственном университете и в городе Бежецке, на Всероссийском Дворянском съезде, в Высшей школе при Международном Доме Европы, на других встречах и совещаниях.
Этапным для меня явилось Международное совещание филологов-славистов, где я изложил свой новый и оригинальный подход к литературоведческому анализу, основанный на использовании некоторых положений теории этногенеза Л.Н.Гумилева. Горячее одобрение слушателей, мнение которых имело для меня большое значение, и включение текста моего выступления в труды совещания вдохновили меня на продолжение моих литературоведческих поисков в избранном мною направлении. Это мое направление литературоведения неоднократно обкатывалось на моих последующих многочисленных лекциях и на моих выступлениях на различных совещаниях и перед различной аудиторией. Беседы с учеными из Пушкинского Дома, ведущими в настоящее время издание академического десятитомного собрания сочинений Николая Гумилева, с ответственным редактором этого издания Ю.В.Зобниным, с членами Союза писателей России, с редакторами некоторых газет и журналов, где печатались мои статьи, с членами обществ “Мемориал поэта Н.С.Гумилева” и Петербургского Дворянского Собрания, с сотрудниками Музея Анны Ахматовой, со слушателями моих лекций существенно помогли мне в дальнейшем совершенствовании подготовленных мною текстов. Всем им я бесконечно благодарен.
Слушатели лекций неоднократно высказывали свои пожелания о публикации полных текстов моих работ, поскольку мои отдельные статьи в газетах и журналах или в тезисах конференций, в силу специфики этих средств информации, охватывали лишь часть материала, докладываемого мною. Мало того, даже при обширных полуторачасовых лекциях я был вынужден зачитывать лишь часть подготовленного мною материала, и слушателям это было известно. Поэтому я бесконечно благодарен моему издателю Александру Сергеевичу Николя, как и я, члену Петербургского Дворянского Собрания, который предложил мне начать издание полных текстов моих лекций, и мне хочется надеяться, что мои книги не станут для него убыточными.
Лекции, которые я читал в течение этих десяти лет, мною объединены в четыре серии, которые я предполагаю напечатать в качестве четырех отдельных книг.
Данная книга включает в себя два раздела. Первый раздел — “Николай Гумилев и поэзия серебряного века” — содержит ряд глав, в которых проводится сопоставление концептуальных позиций поэтов, принадлежащих к основным направлениям поэзии начала XIX века: символистов и акмеистов — при решении основных тем русской поэзии. Исходным при этом сопоставлении являются установленные автором кардинальные различия между дионисийским и аполлоновским началами искусств с позиций этнологических построений Льва Николаевича Гумилева. Рассмотрены стихи и литературные высказывания большинства авторов “серебряного века” и ведущих литературоведов и критиков. Единство литературного подхода придает этому разделу определенную цельность.
Второй раздел первой книги — “Загадочные страницы биографии Николая Гумилева” — посвящен анализу некоторых неясных для нас фактов его жизни и творчества. В нем высказываются предположения автора, что во время своего последнего путешествия в Абиссинию Гумилев, помимо этнографических исследований, проводил сбор информации специального характера, что в экспедиционном корпусе, посланном во Францию, он скорее всего, был не простым канцеляристом, но исполнял функции разведчика, что при возвращении обратно в Россию он активно включился в контрреволюционную деятельность и был вполне реальным членом Петербургской Боевой организации. В этом же разделе дается такое истолкование его стихов “Заблудившийся трамвай”, которое очищает их от всякого мистического налета и дает объяснение тех строк, которые представлялись литературоведам загадочными. Приведены также результаты исследований, организованных “Мемориалом поэта Н.C.Гумилева” с целью поисков возможного места захоронения расстрелянного поэта.
В третьем разделе книги “С Гумилевым в сердце (стихи русских поэтов о Николае Гумилеве)” приведена подборка стихов, посвященных памяти Николая Гумилева и написанных разными авторами. Она может рассматриваться как своеобразный реквием по великому русскому поэту.
После сдачи в печать первой книги автор приступит к подготовке к изданию последующих трех книг.
Вторая запланированная нами книга — “Муза Дальних Странствий Николая Гумилева” — посвящена поэзии Николая Степановича, связанной как с его реальными путешествиями по Африке и Италии, так и с его мысленными путешествиями в другие страны и в разные эпохи. При этом изложении также проводится сопоставление мировоззренческих позиций при описании других стран и других времен у Гумилева и у его идейных соперников — поэтов-символистов. Таким образом эта группа лекций является продолжает тот литературоведческий подход, который используется в первой книге.
По тексту подчеркивается особое умение Н.Гумилева входить в мироощущение других народов — редкое свойство, которое роднит его творчество с творчеством А.С.Пушкина, которому тоже был свойствен этот дар. Показано, что в своих стихах, посвященных разным временам, Н.Гумилев хорошо ощущал смену поведенческих стереотипов народов в разные эпохи их истории, что потом детерминировалось его сыном, как императивы разных фаз этногенеза.
Такое совместное рассмотрение поэзии стихов не только Николая Гумилева, но и большинства других авторов “серебряного века” позволит, как на то надеется автор, дать широкую панораму поэзии этой прославленной эпохи.
В третьей запланированной книге — “Адресаты лирики Николая Гумилева и Анны Ахматовой” — содержатся лекции с анализом стихов этих двух крупнейших поэтов “серебряного века”, обращенных к их друзьям или к тем из их знакомых, которые имели большое значение в их жизни, а также тех обстоятельств, которые породили эти стихи. При подготовке этой группы лекций были заново атрибутированы адресаты некоторых стихотворений, в ряде случаев выполнена переоценка многих ранее существовавших представлений о взаимоотношениях поэтов со своими друзьями и знакомыми.
В четвертой запланированной книге — “Лев Гумилев — последний сын серебряного века” — сосредоточены лекции, посвященные научному творчеству Льва Николаевича Гумилева. Помимо задач популяризации идей Л.Гумилева, в этих лекциях предприняты попытки дальнейшего развития некоторых направлений его исследований. Поскольку и первые две книги используют идеи Льва Гумилева, четвертая книга будет как бы обобщением предшествующих книг. В завершении этой книги будет проведен анализ поэтического творчества Льва Николаевича Гумилева.
Общность судеб Николая Гумилева, Анны Ахматовой и Льва Гумилева и новый литературоведческий подход роднит эти четыре книги. Вместе с тем каждая из них имеет самостоятельное значение и может читаться без знания предыдущего тома. Автор постарался написать эти книги общедоступным языком, рассказать просто о сложном (“забавным русским слогом”, как любил говаривать Лев Гумилев). В состав лекций включены большие блоки стихов акмеистов и символистов, в том числе стихи относительно мало известных поэтов, так что эти книги могут служить своеобразной энциклопедией поэзии “серебряного века”. Автор не придерживался избитых литературных штампов, концепций вульгарного социологизма, не повторял существующих исследований, он последовательно осуществлял свой собственный оригинальный подход к литературному анализу.
Книги ориентированы на широкий круг потребителей: от школьников старших классов до специалистов-литературоведов. Автор надеется, что они представят интерес для любого читателя, который любит русскую поэзию и которому дорога русская культура.
К настоящему времени практически завершена подготовка к печати запланированного первого тома. Автор хочет принести свою искреннюю благодарность своим друзьям, которые помогли подготовить к изданию эту книгу, и издательскому коллективу, приложившему много труда, чтобы отредактировать ее и оформить как изящное произведение книжного искусства.
Кроме того у меня опубликованы статьи об А.С.Пушкине, о М.Ю.Лермонтове, о поэтах XIX века. В рукописи находится мое исследование “Алексей Апухтин и Петр Чайковский”, в котором я пишу об удивительном сходстве судеб этих двух друзей, несмотря на глубочайшие различия в их характере и деятельности. Также в рукописи моя работа о жизни и творчестве Ольги Форш. Интерес к ее жизненному пути отчасти связан с тем, что она является моей родственницей (ее бабушка носила девичью фамилию Доливо-Добровольская).